Продолжение. Начало в газете «Родная газета» №№3(23)–6(26) 2010 г., 1(27)–6(32) 2011 г., 1(33)-2(34), 5(37)-6(38) 2012 г., 11(49)-12(50) 2013 г., 3(53)-4(54), 8(58) 2014 г. (издано в газете «Родовое поместье» 11(47)-12(48) 2013 г., 3(51)-4(52), 8(56) 2014 г.)

 

Подходит Света.

— Поговорите с Маловым, — без всяких вступлений произносит она. — Он какой-то раздражительный. Я пыталась сама, но вы же знаете Малова... — Вам известна причина?

Отрицательно качает головой. Потом, словно размышляя вслух, произносит:

— Может... с Ирой что?

— А как Ирина?

— Да Ира вроде бы внешне ничего. Но тоже, по-моему, взвинченная.

Смотрю на умное, сосредоточенное лицо девушки и радуюсь: «Хорошо, Света, хорошо, что вы такая».

— А вы мрачный. Неприятности?

— Да, поспорили с Николаем Николаевичем. Но уже легче.

— Я решила поступать в педагогический, — тряхнула упрямо головой. — Или не потяну?

— Вы? Конечно, потянете. — Без промедления отвечаю и вижу, как засияло радостью её лицо.

Звонок. Света бросает на ходу: «Так не забудьте про Малова», — и бежит в класс.

Беспорядочный перестук шагов, всплески разноголосицы. По коридору идут ребята. Через минуту школа притихнет, но тишина эта обманчива. Там, за дверями классов, надвигаются мгновения испытаний младших и старших. Кому-то станет радостно, у кого-то опустятся плечи... Смотрю на идущих, и сердце сжимается в необъяснимой тоске. Отчего она? Оттого, что не увидел? Или не успел? От сознания невозможности быть всюду?

Вспомнился неприятный разговор. Как он сказал? «Пусть каждый знает свой «потолок». Нет, не согласен. Жизнь человека не укладывается в инструкции и приказы. «А вдруг уйдёт? — похолодело внутри. — Кто же вести уроки будет?». И тут же ещё более тревожная мысль: «А если останется?». Представил лицо, искажённое презрением. Представил, как «приказываю» ему помочь Дубенко понять себя или как, действуя в соответствии с моими «указаниями», он «беседует» с Маловым. «Может быть, это наносное, не его сущность? Иначе жалеть нечего — пусть уходит, — подумал решительно. — Рисованию он, может быть, и научит, духовности — никогда. А нам надо, чтобы у каждого Леонардо был... в сердце».

Мимо прошёл Дубенко, кивнул мне, взгляд открытый, доверчивый.

«Вы их выдумываете», — вспомнил слова Людмилы Григорьевны. А Света Шептун? Ведь не случайно она подошла ко мне. Она же меня настраивала на работу? И фраза её об институте. Неожиданная весёлость в конце разговора. Она переводила меня из круга неприятностей в русло новых забот. Вспомнил, что она не сразу спросила о неприятностях, а только когда увидела, что я говорю с ней в новом настроении. Ах, Шептун-Шептун?

Нет, Людмила Григорьевна, это мы через шоры «взрослости» не видим богатства юной души и своей пренебрежительной снисходительностью программируем, насаждаем в неё жалкое кривляние детскости, растим мелкий умишко. Пусть я ошибаюсь, выдумываю, преувеличиваю, но мои «преувеличения» — зов к высоте, предвосхищение их «я» в завтра. А ваше «правдивое» разоблачение ребят — подчёркивание в них серости, путы духовности. И в этом — трагизм их общения с вами.

Однажды после моего выступления в Доме вожатых Всероссийского пионерского лагеря «Орлёнок» ко мне обратились с вопросом: «Какое из свойств личности или какая способность, без которой учитель не может успешно работать с ребятами, наиболее трудно достижимы?» В голове мгновенно пронёсся целый ряд безусловно необходимого и «трудно достижимого», но выплеснулась наверх способность, которую я назвал «тонкость мировидения». Поясню, как я это понимаю.

Мысленно пройдём по школьному коридору. Перемена... Видите вон того высокого парня у окна? Ему больно... У него плачет... спина. Подойти или оставить одного? Поддержать сию минуту или лучше сделать вид, что не заметили его состояния?

А вот его товарищ, Саша...

— Здравствуйте, Саша! Что с Олегом? Не знаете? А на уроке? Нормально, говорите?! Вы подошли бы к нему, а там видно будет...

Саша качнулся было к Олегу, потом приостановился и, наконец, решительно двинулся к другу...

— Здравствуйте, Таня!

— Здравствуйте!

— У вас неприятность. Нужна помощь?

— Не надо, я сама.

А здесь — смотрите! Несётся солнце! Чёткое стаккато каблучков словно выбивает искры! Перезвон света в задиристых белых кудряшках сливается с музыкой серых глаз.

— Здравствуйте! — обдала радостью и пронеслась дальше, щедро расплёскивая её по пути всем: хмурым, весёлым, грустным. Сколько здоровья, силы, энергии! Молодец, Валентина!

Э, да она не одна! Света, Галя, Федя, Вася, Ира... Ясно! Комитет... Комсомол таким и должен быть: оптимистичным, крепким, мажорным!

А вот тут тоска...

— Катя, здравствуйте!

— Здрасте... — нехотя и высокомерно.

Да, опять, наверное, поссорилась с кем-то. Что с ней делать?! Обидчивая неимоверно! У Олега боль-горечь, а у Кати боль-вызов: «Не нуждаюсь я в вас!».

Вот и командир её бригады.

— Серёжа! Вы не скажете, что с Катей? Она скем-тов ссоре?

— Да нет! Опоздала вчера на работу. Вотей идосталось.

— А причина опоздания? Не знаете?! Как же этовы,Серёжа?

Слышите? Опять чей-то тревожный шаг... Кто это?

Щеки бледные... в глазах укор и боль. Как меняется человек. Смотришь в такие моменты и не узнаешь. Не зря говорят: «Что с вами? На вас лица нет?».

Это Витя. Ему двенадцать. В доме ежедневные скандалы, побои, материнский плач. Отец — пропойца и дебошир. Сердце у парня слабенькое...

Но что это? За дверью учительской «рычит» зычный мужской голос:

— Бессовестная? Чтобы завтра были родители? Не надо мне рассказывать? Я знать не хочу? Пиши?

Захожу. Пунцовый от гнева преподаватель возвышается над столом в позе обвинителя. Напротив, непривычно сгорбившись, Ира Гончарова.

Гончарова Ирина?? Удивительно чуткая к состоянию другого, честная, волевая и сильная натура. Глаза большущие, смотрят открыто и доверчиво. А в этой открытости отвага: «Всё равно я верю, — мир прекрасен? И вы, кто на меня смотрит, красивы?». Быстрая на подъём, Ира отвечает за шефскую работу комитета комсомола школы.

Вчера вместе с пионерами сажала картофель на огородах инвалидов Отечественной войны, одиноких стариков. А сегодня утром я видел, как старушка угощала Иру и её ребят оладьями...

— Зачем вы, бабушка? Мы же не ради... — смущалась Ира.

— Не обижай, внученька? Дай бог тебе здоровья? Деткам твоим спасибо. Что бы я делала. Одна я... — старушка заплакала и сквозь слёзы: «Нечем мне вас отблагодарить. Не обижайте? Поешьте, прямо с пару...».

Ира взяла узелок из дрожащих старческих рук, стала сама угощать ребят: «Ешьте, ешьте, пока горяченькие», — приговаривала и вдруг заплакала.

Из каких тайников души возникло сострадание? Как она почувствовала боль немощного человека, его тоску по молодости?

И вот через час, закусив бледные губы, на тетрадном листке выводит: «Я, Гончарова Ирина, объясняю, что не выучила §43, потому что не смогла правильно организовать...».

Я взглянул на преподавателя и сказал Ире:

— Оставьте нас, пожалуйста. Идите, прошу вас? Девочка вышла. Едва сдерживаясь, чтобы вот так же, как он, не перейти на крик, не наговорить лишнего, я выдавил из себя:

— Зачем же вы так?! — Это же... Гончарова. Как вы могли выговорить ей: бессовестная. Эта хрупкая девочка посадила вчера старикам пять огородов картофеля? Вы, здоровый, крепкий мужчина, видимо, и не подумали помочь им. И она вас не упрекнула... «Параграф 43?..».

Минута школьной перемены, а сколько маленьких набросков-сюжетов!.. Не пропусти, учитель, эти мгновения. Держи в своих руках связи-нити, соединяющие тебя с учениками. Подвижные, неугомонные, они чего-то добиваются, что-то ищут, очаровываются и разочаровываются. Попробуй, уследи за постоянно меняющейся гаммой их чувств, настроений, мыслей... Но чем больше мы видим и понимаем, тем богаче наш педагогический арсенал, тем тоньше воздействуем на рост их души. Духовность развивается в «неспешном общении», заметил Виктор Астафьев.

Неспешное, т.е. предельно внимательное, всматривание в мир человека, проникновение в суть сказанногоим, в интонационный строй его речи, в симфонию его движений. А глаза ребёнка! Сколько в них можно прочитать чувств, состояний и переживаний, мотивов тех или иных поступков. Не спеши, учитель. Скорочтение твоё равносильно легкомыслию и профессиональной некомпетентности.

Неспешность общения исключает безразличие. Она требует от учителя смотреть активно, слушать активно, думать активно, действовать активно и побуждает к тому же учеников. Учитель — в центре бурлящей страстями жизни юных. Каждое мгновение появляются или рвутся нити-связи между ними, всё сложнее и богаче кружево привязанностей и антипатий. И нам дано быть творцами-художниками, создающими красоту их отношений — друг к другу, к людям, жизни.

Именно неспешное общение рождает тонкость мировидения. А для этого нужно, чтобы зрячим было наше сердце, главный педагогический инструмент учителя. Инструмент познания самого себя, жизни, души ребёнка.

Жизнь — бесконечное познанье. Возьми свой посох и иди... И я иду... И впереди — Пустыня, ночь и звёзд мерцанье... (М. Волошин).

 

Щетинин М.П.

 

Продолжение в следующем номере.