Продолжение. Начало в газете «Родная газета» №№3(23)-6(26) 2010 г.

 

После этого разговора состоялось собрание учащихся VII—IX классов. Собрание приняло решение: создать производственную бригаду для участия летом 1975 года в реконструкции школьного здания с тем, чтобы разместить в нём не только общеобразовательную, но и спортивную, хореографическую, художественную, музыкальную школы, клубы юных техников и натуралистов.

И вот я у председателя колхоза Н.Е. Босова. Он взялся обеспечить стройку материалами, выделить специалистов-строителей для выполнения сложных работ. В мае завезли всё необходимое, купили палатки, чтобы жить в лагере. Но места для него ещё не выбрали. Хотелось, чтобы лагерь был в лесу, на берегу озера. И вот в один из солнечных майских дней выехали на разведку. Посмотрели все предложенные ребятами уголки и к концу дня единогласно решили: лагерь разбиваем в урочище Попово на берегу озера близ села Нечаевка. На общем собрании производственной бригады ещё раз до мелочей обсудили, как будет организована в лагере наша жизнь.

Сегодня трудно представить, как выглядел наш лагерь летом 1975-го. Там, где стояли ряды больших, выцветших на солнце десятиместных палаток, сейчас три «улицы» пятиместных коттеджей с разноцветными шиферными крышами, по форме напоминающих палатки. Вместо кухни-времянки и длинного дощатого стола под открытым небом — добротная, с крытым обеденным залом столовая, окружённая с трёх сторон раскидистыми яблонями. Нет и танцевальной полянки, где весь лагерь, став в круг, разучивал с балетмейстером Ольгой Федоровной Коноваловой новые танцы. На том месте — просторная асфальтированная площадка и для спортивных игр, и для танцев. Нет и колких, из красного кирпича и оранжевого песка, извилистых дорожек, которые, контрастируя с яркой зеленью, так украшали лагерь. Остались лишь озеро да огромные вековые дубы...

В июне 1975-го лагерь назывался «Орлёнок». В его палатках жили около ста ребят. Каждое утро, расплёскивая весёлые песни на всю округу, возило одну за другой бригады из лагеря в школу наше «грузотакси», управляемое водителем М.В. Курицей. Работа была нелёгкая. Часами счищали маленькими лопатками старую шпаклёвку с потолка до бетонных плит и выбивали болтающиеся между ними цементные швы. Эту работу мы шутя называли «пыльная, но не грязная». А «грязной, но не пыльной» считалась работа по смыванию со стен классных комнат и коридоров меловой побелки, кладка кирпичных стен-перегородок в будущей музыкальной школе. И то и другое требовало волн, бойцовского характера. Не каждый, например, сможет, стоя высоко под потолком, прогнувшись назад, по нескольку часов в день снимать маленькой лопаточкой по сантиметровой ленте шпаклёвку, сыплющуюся за шиворот, растекающуюся едкой грязью вместе со струйками пота по всему разгорячённому телу. И так изо дня в день, в течение месяца. Глядя на парней и девчат, которые в облаках пыли неистово скоблили потолок, я удивлялся, откуда они берут силы. А они ещё и шутили, подзадоривали друг друга. Но зато какое блаженство мы испытывали, когда, приехав в лагерь, окунались в чистую и прохладную воду озера. Я нередко думал, что завтра никакими силами не заставить нас снова стоять под колючими струями песка и пыли. Но приходило утро, и с песнями, весёлыми шутками мчались мы на своей чудо-машине навстречу нашим мукам, как на праздник. Сквозь грязь и пыль, сквозь пелену едкого пота мы видели нашу мечту, рвались к ней. Не было дня, чтобы не говорили о будущей школе...

Кончался июнь. Давно прошёл день, когда должны были прийти к нам на помощь отделочные бригады строителей. «Вы не волнуйтесь, — успокаивал начальник СМУ, — вот закончим объект, и все силы бросим к вам... Успеем!». Но шло время, а помощи не было. Когда я глядел на грязно-серые стены и потолки школы, прикидывая, сколько впереди нас ждёт работы, сердце сжималось от тоскливой мысли: «Не успеем...».

— С 4 июля две бригады отделочников будут работать в вашей школе... — сказал мне 2 июля инженер СМУ. — У вас материалы заготовлены полностью?— спросил он, когда я уже собирался уходить.

— Полностью. И подготовительные работы сделаны.

—  Ну, тогда за июль всю вашу школу выкрасим... Но 4 июля никто из строителей не приехал. Пятого утром я был в кабинете главного инженера. Он былхмур,как туча, и без всяких предисловий прочитал указание вышестоящей организации о срочной переброске строителей на другой объект. Текст распоряжения я воспринял как приговор. Мне что-то объясняли, высказывали сочувствие, а я видел уставшие лица ребят и пустую, жалкую, обманутую школу...

«Вот это сюрприз! Вот это подарок к концу трудовой четверти,— язвил внутренний голос. — Вот и съездили на море...». Да, «Орлёнок» через несколько дней должен был ехать на море в туристскую поездку. Мы договорились работать месяц. Месяц кончился...

Не успел я захлопнуть дверцу машины, как меня обступили весёлые, оживлённые ребята.

— Прошу собрать всех на линейку,— сказал я военруку.

И вот лагерь построен, умолкли голоса. Все приготовились слушать.

— Ребята! Ехал из Белгорода и подбирал нужные фразы. А когда увидел ваши радостные лица, все слова растерял. Да какие тут могут быть слова! Спасибо вам! Вы сделали всё, что можно было сделать. Но наша школа к 1 сентября... не будет готова, если мы уедем на море...— Я сделал паузу и оглядел ребят. На лицах — растерянность, непонимание, тревога. У некоторых — едва заметная грустная улыбка: «Вот и море обещанное...».

— Запомним этот день — 5 июля 1975 года, - продолжал я. — Сегодня мы решаем судьбу нашей мечты. Если мы разойдёмся по домам, вместо новой красивой школы 1 сентября малыши увидят серое здание с облезлыми стенами и потолком. Тем, кто останется, придётся работать в две, а может быть, и в три смены... Но другого пути нет. Школа должна быть готова к 1 сентября. Должна... Прошу каждого взвесить свои возможности. Тех, кто не сможет по каким-то причинам работать, кто не уверен, что выдержит, ждёт машина. Мы не будем осуждать, не будем думать о них плохо — они сделали всё, что могли. Даю две минуты на размышление. Советоваться только с собой, со всеми днями своей жизни, прожитыми до сегодняшнего дня, поэтому в строю стоять молча.

Не забыть этих долгих ста двадцати секунд. «А если останусь один? Если на том месте, где сейчас стройка увижу только следы на песке?»

Стрелка прошла последние пять секунд.

—  Всё, ребята, время истекло.

Строй дрогнул и снова замер. Но вот в левом крыле вышли двое, затем ещё... ещё... ещё... Уходили молча, я не мог смотреть, как буквально на глазах тает шеренга. Слышно, как шуршит под ногами уходящих песок. Тишина. Я поднял глаза. Стоят... стоят мои девчонки и парни. Редкий строй, большие паузы-просветы, между ними следы ушедших.

- Сомкнуть ряды. По порядку номеров рассчитайсь!

—  Первый! Второй! Третий?.. Сороковой! Расчёт окончен.

—  Сорок из ста двадцати, значит, каждому работать за троих.

Мне хотелось кричать рвущееся из сердца: «Вы удивительные! Вы самые красивые, самые родные, самые настоящие люди!». Но вместо этого произнёс непростительно буднично: «Разойтись! Собраться всем через пять минут во второй палатке».

Не помню сейчас все подробности нашего с ребятами разговора. Помню только, что размышляли о трудном человеческом счастье — отвечать за всё происходящее вокруг, говорили о том, что жизнь — это борьба за красоту и для победы в этой борьбе нужны единство, крепкая дружба, твёрдая дисциплина...

Когда вышли из палатки, уже спустился вечер, высоко над нами зажглись звезды. Густая тьма растворила нас в огромном мире, но не было ощущения беспомощности, напротив, на душе было удивительно спокойно. В тот вечер мы стали трудовым отрядом «Отважный». Именно с этого отряда началась ставшая впоследствии лауреатом премии Ленинского комсомола Яснозоренская школа-комплекс.

Пожелав друг другу спокойной ночи, ребята разошлись по палаткам. Я спустился вниз, к озеру. Окружённое с трёх сторон тёмным лесом, оно производило странное впечатление своей яркой и густой чернотой. Казалось, что под берегом не вода, а бездна. В озере отражались звёзды... У каждого человека бывают в жизни минуты, когда он, разорвав путы маленьких мыслей с прицелом на час, день, вдруг начинает видеть бесконечность грядущего и бесконечность прошедшего. В такие минуты жизнь уже не замыкается в нём одном, он чувствует себя частицей человечества. Сегодня ребята испытали эти минуты прозрения, почувствовали в себе жаркое пламя вечного огня красоты. Как важно, чтобы они не дали ему угаснуть, чтобы сегодняшний день для каждого стал началом большой, без остатка отданной людям, а потому счастливой жизни... А что если написать песню? Раскрыть красоту их поступка, подарить на память о сегодняшнем вечере?

На следующий день отважновцы, устроившись на высоком берегу озера, разучивали песню о себе.

Грома войны мы с тобой не слыхали,

Летней грозы только слышали гром.

Вражеских танков в бою не взрывали...

Сорок «Отважного» дружно сказали:

«Надо? — И мы шагнём...».

 

Лагерь «Отважный» в курчавой дубраве

Над кручею взмыл, словно конь на дыбы.

Здесь отдал бы каждый, не мысля о славе,

Покоя сто лет ради мига борьбы...

Героем ты станешь не вдруг, не однажды.

Будь вечно в движении, вечно в бою.

Отважным и смелым становится каждый,

Кто не сбежал, когда трудно и страшно...

Надо? — Остался в строю...

Ребята пели тихо. Их негромкие голоса звучали над озёрной гладью, поднимаясь вверх к зеленовато-голубому вечернему небу, сливаясь с миром, с землёй Родины в единое целое. Серьёзные, вдумчивые лица, напряжённая суровость глаз говорили о том, что песня понята и принята.

...Главным содержанием нашей жизни стала напряжённая работа, но песни, шутки, задорный смех сопровождали ребят всюду, где бы они ни были. Каждый стремился сделать больше, взять на себя наиболее неприятное. И никакого хвастовства, позёрства. «Чем вы их приманиваете? — шутили родители.— Дома не удержишь... В субботу приедут из лагеря, только и разговору про «Отважный». А в воскресенье с самого утра — сборы в лагерь и опять рассказы, только уже про то, что будет...».

Нас, педагогов, тоже неудержимо тянуло в отряд. Хотелось просто быть с ребятами, видеть их глаза, лица. У нас не было каких-то особых педагогических приёмов, заранее продуманной стратегии и тактики. Но на наших глазах происходило изменение, а иногда и настоящее перерождение ребят в лучшую сторону. И когда наступил день завершения работы, мы почувствовали, как велика наша привязанность друг к другу. 21 августа мы последний раз мыли в бензине кисти и валики.

— Мы больше не будем вместе? — спросила у меня Лена Фаюстова срывающимся от волнения голосом.

— Почему? Мы же будем встречаться в школе.

— Встречаться, и всё? — это уже Надя Неронова. — Мы должны быть вместе, понимаете, не рядом — вместе.

— Но что ты предлагаешь?

Надя удивлённо посмотрела на меня и решительно ответила:

—  Быть вместе. Отряд не расформировывать!

 «А почему в самом деле нам не сохранить отряд? Он же трудовой! — весь день думал я о разговоре с Надей и Леной.— Разве трудовые дела не ждут нас в течение года? Есть же круглогодичные производственные бригады. Почему «Отважному» не взяться, например, за организацию производственной практики, трудовых операций в школе?». И вот прощальный костёр. Песни, частушки на тему жизни в «Отважном», шуточные и лирические рассказы, стихи. На душе удивительно — легко и грустно. Легко оттого, что очень трудное дело сделано: красавица школа ждёт первого звонка, ждёт своих учеников. Грустно оттого, что уходит ещё одно лето детства. Для большинства отважновцев 1 сентября станет началом последнего учебного года в школе. Сколько открытий, находок, зрелых мыслей уйдут вместе с этими девушками и юношами! А бесценный нравственный опыт ребят? Нет-нет — отряд должен жить.

— О чём задумались. Михаил Петрович? — вдруг громко спросил Толик Алымов.

— О чём? Думаю о том, как нам жить дальше.

— Я не понимаю, почему мы молчим? — поднялась Надя Неронова.— Все же хотят быть вместе, хотят, чтобы жил наш отряд. Разве дела кончились? Разве только летом есть работа? В общем, так: мы решали всё советом, значит, решать, быть нашему отряду или не быть, тоже давайте советом. Я предлагаю отряд не расформировывать.

—  Что вы на меня смотрите? — сказал я. — Ставьте на голосование.

—  Кто за то, чтобы отряд сохранить, чтобы «Отважный» действовал постоянно, прошу... поднять... руку,— каким-то стальным, видимо, от волнения голосом проговорила Надя. И увидев среди других поднятых рук и мою, неожиданно громко закричала: — Единогласно! Ура-а-а!..

Позже мы не раз возвращались к опыту работы в «Отважном», вновь и вновь пытаясь осмыслить истоки, первоосновы, что ли, притягательной силы трудового отряда. Детство — время стремления человека ко всему прекрасному. Никогда он не жаждет так красоты, как в эту пору. И как важно помочь юной душе увидеть истинно великое в жизни и человеке. В «Отважном» мы стремились создать такие условия, такие отношения, чтобы ребята могли возможно более полно удовлетворить жажду идеального. Мы учили и учились сами на образцах прекрасного, которые даёт нам история нашей страны.

Люди героической судьбы живут, действуют, став нашими мыслями, мечтой, делами. От поколения к поколению несёт их в настоящее, в грядущее благодарная память народа. Святая память. Человек силён памятью и верой! Величие человека — в величии его народа. Герои, память о них — та святыня, то бесценное достояние, которые питают нашу жизнь. Вот почему огромное значение мы придавали рассказам о героях, песням о них и обстановке, эмоциональному фону, рождающим внимание и доверие.

Костёр, ночь, тишина. Каждое слово проникает к сердцу воображение уносит в те времена, в ту среду, к тем событиям, о которых говорится в рассказе или поётся в песне...

 

Щетинин М.П.

 

Продолжение в следующем номере.