Памятник

Конец апреля. На улице погода чудесная. В школе последний урок закончился. Учительница попросила ребят остаться и объявила, что завтра уроков не будет, так как вся школа будет заниматься подготовкой к празднику 9 мая. Обрадовались ребята и стали домой собираться.

На следующий день все ученики на школьном дворе собрались. Завхоз объяснил, что делать нужно, и каждому инструмент вручил.

Девочки листья прошлогодние граблями в кучи сгребают, а мальчишки их на носилках за пределы двора школьного относят. Там в конце большой костёр развели.

Много детей в школьном дворе порядок наводят. Тут и выпускники, и первоклашки. Мальчишки из пятого класса по двору носятся, листья прошлогодние в девчонок кидают. Девочки с ними ругаются, грозятся завучу пожаловаться.

Перед школой большая ель растёт. Даша с Катериной около неё работают. Дарья к ёлочке подошла. Веточки погладила, на шишки, что на верхушке растут, посмотрела, и говорит:

– Глянь, Катюша, красавица какая!

Подошла Катерина и тоже на ёлочку смотрит. Ёлочка на ветру покачивается, девочкам кивает приветливо.

Девочки уже собрались за работу приняться, как вдруг на школьный двор две грузовые машины подъехали. На одной был установлен кран, а из кузова другой торчала какая-то конструкция железная.

Из машины рабочие вышли. Двое молодых, а один постарше, видимо, их начальник. Они стали из кузова какие-то инструменты доставать.

Ребята работать бросили, на рабочих с любопытством смотрят. А те к ёлке подошли и инструмент на земле разложили. Молодой рабочий бензопилу стал настраивать, а пожилой на ёлку задумчиво смотрит.

У одного из тех, что помоложе, каска жёлтая на затылок сдвинута, брюки в сапоги заправлены. Руки у парня в татуировках. Во рту зуб железный блестит. Он на учеников свысока глянул. Сплюнул сквозь зубы. И спрашивает:

– Эту пилить, что ли, бригадир?

– Похоже, эту, – ответил тот, что постарше.

– Щас мы её в один момент завалим, – усмехнулся молодой.

Катя на рабочих удивлённо посмотрела, а потом у Даши спрашивает:

– Что это они, Даша, с нашей ёлочкой делать собираются?

– По-моему, они нашу красавицу спилить хотят, – ответила Даша задумчиво. – Пойду у их начальника спрошу.

Она к старшему подошла и спрашивает:

– Скажите, дяденька, что вы с нашей ёлкой делать собираетесь?

Тот на Дарью ласково посмотрел и говорит:

– Спилить, доченька. Праздник ведь скоро. Во всём городе приготовления идут. Люди ветеранов поздравлять будут. Директору вашей школы приказано мероприятия торжественные организовать. Городские власти памятник для этой цели изготовили. И камень гранитный с фамилиями солдат, что во время войны погибли. Многие из них в вашей школе учились. Памятник в нашей машине лежит. Мы его установим, а потом трибуну соорудим.

– Нельзя, дяденька, эту ёлку пилить! – говорит Даша.

– Да я и сам не хочу, – бригадир ей отвечает. – Вон ведь какая красавица! Да только что я сделать могу. У меня ведь начальство есть. Оно приказало, а я только исполняю. Да ведь это место ваш директор указал, у вашей школы памятник-то больше и поставить некуда.

– Что ты, бригадир, с этой малышнёй разговариваешь? – насмешливо спросил парень с татуировкой на руке.

Он подошёл к ёлке и, присев на одно колено, стал заводить пилу.

Даша перевела взгляд в сторону парня. Она внимательно смотрела на его руки. Катерина, стоявшая рядом, заметила, что у Даши был очень напряжённый взгляд. Наверное, поэтому у неё даже вены на лбу вздулись.

Повозившись немного с пилой, парень дёрнул за шнур. Пила рыкнула, но не завелась. Парень снова дёрнул шнур, ситуация повторилась. Даша всё так же напряжённо смотрела на пилу. После третьей попытки парень удивлённо уставился на инструмент.

– Что это с ней, Петрович? – обратился он к бригадиру. – Ведь полчаса назад она как часы работала.

– Может, свечу залило? – предположил бригадир. – Ты подёргай – должна завестись.

Парень прижал пилу ногой к земле и принялся бешено дёргать за шнур. Даша всё так же, не отрываясь, смотрела на инструмент. Пила не заводилась. Наконец, парень, устав дёргать, отпустил шнур и присел рядом с пилой.

– Вот зараза! – в сердцах сказал он. – Что делать-то, Петрович?

– Выкрути свечу, – сказал тот равнодушно, – проверь, есть ли искра. Если нет – свечу замени да топливо подрегулируй.

Парень отошёл немного в сторону и стал разбирать инструмент. Как только он отошёл, Даша расслабилась и снова посмотрела на бригадира.

– Эту ёлку нельзя пилить, дяденька, – сказала она мягко, но настойчиво. – Она легендарная!

– Ага! – захохотал парень, который возился с пилой, – точно легендарная, её Кутузов посадил.

Вокруг рабочих собралась вся школа. Ребята стояли полукругом, им было интересно посмотреть, что происходит. Впереди стояли старшеклассники. После слов парня некоторые из них заулыбались. Со всех сторон послышались шутки и смех.

– Нет, эту ёлку не Кутузов посадил, – спокойно возразила Даша. – Это наш старый учитель Иван Николаевич сделал!

После её слов вокруг наступила тишина.

Ивана Николаевича в школе знал каждый. Здесь не было человека, которого бы он ни учил.

Иван Николаевич пришёл в школу сразу после войны и вплоть до прошлого года преподавал. Умный и тихий учитель был. Никогда он на учеников не кричал, поэтому даже самый последний двоечник уважал и любил его. Его уроки истории были настоящим произведением искусства. Когда он рассказывал, картины из прошлого становились живыми, и у всех создавалось ощущение, будто ты сам там присутствовал. Но не это было самое главное. Он учеников своих всегда поощрял думать самостоятельно над событиями минувшими. Радовался очень, когда ученики с ним спорили и свою точку зрения высказывали, которая не совпадала с учебником.

Жил он один, тихо и незаметно, в небольшой квартире на окраине города. Последний год болел часто и уже не преподавал. Умер он так же тихо, как жил.

– Вы почему не работаете? – вдруг раздался грозный голос.

Через толпу детей, активно работая локтями, пробиралась завуч школы. Наконец она добралась до ёлки и остановилась рядом с Дашей.

– Во, во, – отозвался парень с татуировкой, – сами не работают и нам не дают.

– Как это не дают? – удивилась завуч.

– Вот так и не дают, – презрительно глядя на Дашу, сказал парень, – ёлку, говорят, пилить нельзя.

– Что здесь происходит? – раздражённо спросила завуч.

– Эту ёлку нельзя пилить! – спокойно ответила Дарья, глядя ей прямо в глаза. – Потому что её Иван Николаевич посадил. Мама этой ёлочки во время войны дважды жизнь Ивану Николаевичу спасала, и не только ему. Она как памятник посажена.

Завуч, не ожидавшая такого ответа, на мгновение растерялась. Однако через секунду она пришла в себя и перешла в наступление.

– А ты знаешь, что мы для ветеранов подарок сделать хотим? – решительно заявила она: – Этот памятник по специальному заказу сделан. Знаешь, сколько на него денег потрачено?

– Ветераны памятник себе уже поставили. Это живой памятник бессмертному подвигу солдат погибших. Неужели вон та железка, – Даша кивнула в сторону грузовика, – дороже, чем этот памятник?

Завуч что-то хотела возразить, но в этот момент к ней подошёл учитель физкультуры.

– Что у нас здесь, Маргарита Арнольдовна? – поинтересовался он.

– Да вот… – только и нашлась, что ответить завуч.

– Пусть Дарья расскажет, – выкрикнул кто-то из школьников.

Даша паузой воспользовалась и рассказывать начала:

– Эту ель старый учитель посадил, когда с войны вернулся. Иван Николаевич всю войну прошёл от первого до последнего дня. Он в пехоте служил. Когда наша армия столицу Австрии освобождала, от командования приказ поступил – не применять пушки и авиацию. В Вене, столице Австрии, много памятников архитектуры было, и наше командование сохранить их пыталось.

Иван Николаевич со своим отделением к центру города пробивался. Бои шли очень упорные. Немецкие снайперы многих солдат из его взвода ранили или убили. До центра города всего пять человек дошло. Иван Николаевич со своими солдатами за огромной елью укрылся. Он каску снял и хотел пот со лба вытереть. В этот момент большая шишка ему прямо на голову упала. Пригнулся он. И в это мгновение пуля снайпера в ель ударила, аккурат в то место, где до этого его голова была. А шишка еловая прямо в каску свалилась. Иван Николаевич шишку в карман сунул, каску надел и из-за ёлки выглянул. И как раз вовремя. Увидел он, что в то место, где они находились, гранатомётчик немецкий целится. «Ложись!» – только и успел он скомандовать и за ёлкой упал. В этот момент выстрел грянул, и взрыв последовал. Ёлка на себя все осколки приняла. Только не выдержала она и пополам переломилась.

Немцев из дома тогда другое отделение выбило. Бойцы Ивана Николаевича оказались только легко контужены, но каждый до конца войны дожил.

В память об этом случае он эту ель и посадил. Иван Николаевич её из семечка той шишки вырастил, что ему на голову упала. Это – памятник ёлке-спасительнице.

Молчат ребята. Маргарита Арнольдовна на учеников смотрит. Досадно ей, что стала этот вопрос при детях обсуждать. Понимает она, что ёлку теперь очень трудно спилить будет, многие против неё настроены.

Так получилось, что, когда ребята вокруг ёлки собрались, Даша и Катя в центре оказались. Школьники напротив них стояли. В первом ряду среди старшеклассников стояла первая красавица школы – Света Меньшикова. Она с любопытством смотрела на девочек. Света стояла, скрестив руки на груди, прислонившись к плечу высокого красивого парня.

Даша знала, что Света влюблена в этого парня. Они действительно были красивой парой. Парня звали Игорем. Он был из довольно состоятельной семьи, наверное, поэтому всегда был одет по последней моде. Игорь был отличником. На своих сверстников, а уж тем более на малышей он смотрел свысока.

Вот и сейчас он насмешливо глянул на Дашу и произнёс надменно:

– Мало ли какие сказки нам тут малышня рассказывать будет. Решили памятник установить, давайте установим.

Из толпы школьников вышел первоклассник.

– Это не сказки, – заявил он. – Всё, что Даша говорит, – это правда. Мой дедушка вместе с Иваном Николаевичем воевал. Он мне тоже эту историю рассказывал.

Мальчик подошёл к Даше и Кате и встал рядом с ними.

– Я тоже не дам эту ёлочку спилить, – решительно сказал он.

– Ещё один защитник природы нашёлся, – ядовито сказал Игорь. – Можно подумать, тебя кто-нибудь спросит.

После его слов Света, опиравшаяся на его плечо, аккуратно отстранилась и с удивлением посмотрела на своего парня.

– Ты действительно так считаешь? – спросила она, испытывающе глядя на Игоря.

– Конечно, – холодно ответил он. – Начальству виднее, какой памятник устанавливать. Если каждый думать начнёт да со своими советами лезть, мы даже сарай построить не сможем.

– Может, с этой ёлкой действительно повременить? – обратился к завучу учитель физкультуры. – Надо бы с директором посоветоваться. Кстати, нам надо ещё деревья за школой спилить. Мы же собирались в этом году спортивную площадку расширять. Там у нас футбольные ворота криво стоят. Им деревья мешают. Три тополя да дикие яблони прямо на футбольном поле растут. Если их спилить, то мы сможем ещё и беговую дорожку сделать. Пускай рабочие пока туда идут, а мы за это время до директора дозвонимся.

– А может, ваши умники и там нам работать не дадут, – снова встрял в разговор парень с татуировкой, – глядишь, они так скажут, что деревья рубить вообще нельзя.

Парень стоял, засунув руки в карманы и выставив вперёд ногу в начищенном до блеска кирзовом сапоге. Он выплюнул папиросу, повернулся к Даше и ехидно спросил:

– Может, ты скажешь, что и их пилить нельзя, может, дикие яблони тоже героические да легендарные?

– Ничего легендарного в этих яблонях нет, – ответила Даша. – Только они не дикие. Ласковой и благодарной рукой они посажены.

Молчат все, а Даша продолжает:

– Когда учитель наш с войны вернулся, он в деревню родную поехал. Он ведь не из нашего города был. В деревне у него жена и трое детей оставались. Он для них подарки разные из Германии вёз. Он их за хлеб у немцев выменивал. Жене – платок пуховый, двоим сыновьям – машинки игрушечные, младшей дочке – куклу красивую. За всю войну от жены он только одно письмо получил, но по этому поводу не расстраивался – война ведь. Его из части в часть нередко переводили. Наверное, поэтому, думал, и письма его найти не могли. Да и деревня, где он жил, немцами была занята.

Когда Иван Николаевич до деревни доехал, к своему дому направился. Идёт по деревне, смотрит – дома все целы. Видимо, немцы сжечь их не успели, когда отступали. Подошёл он к тому месту, где дом его стоял, и видит – на месте дома пепелище, и только труба печная торчит. Кинулся он по соседям узнать, где семья его. Молчат люди, взгляд отводят да головы опускают. Наконец соседка одна рассказала ему, что случилось.

В самом начале войны, когда наши войска отступали, вслед за ними в деревню немцы вошли. В деревне только бабы, старики да подростки остались. Все мужики на фронт ушли. Немцы жителей на площадь согнали и объявили, что если кто-то из них помогать красной армии станет, того они расстреляют.

Как-то зимой жена Ивана Николаевича – Анастасия, в лес за дровами пошла. Трое детей у неё. Хочешь не хочешь – а кормить надо. В лесу она на бойцов наших наткнулась. Они из окружения выходили да в засаду попали. Все трое ранены, сами идти не могут.

Анастасия ночи дождалась и по одному их на сеновал к себе перетащила. Знала она, чем рискует, да уж больно жалко ей солдатиков было. Молоденькие они совсем, если немцы их поймают – точно расстреляют. Месяц она их лечила и кормила. Двое быстро поправились, и Анастасия их одного за другим в лес к партизанам отправила. Третий же тяжело ранен был. Поправлялся долго. Но и его она смогла бы на ноги поставить, немного совсем оставалось. Ещё бы чуть-чуть и ушёл бы солдат, да только, видно, не судьба.

В деревне их предатель оказался…

При этих словах Даша почему-то на парня с татуировкой посмотрела и продолжила:

– Он и рассказал немцам, что Анастасия красноармейцев прячет. Ладно бы он жизнь свою спасал, его бы понять можно было. Но этот человек выслужиться перед немцами хотел.

Немцы утром нагрянули. Весь дом они обыскали, потом на сеновал забрались, там солдата и обнаружили. Его во двор вытащили, били долго. Немцы сведения о наших войсках получить хотели. Да только не смогли они сломить дух русский. Ничего солдат им не сказал. Тогда немцы его к дереву поставили и расстреляли.

Анастасия всё это видела. Поняла она, что немцы с ней сделают. Чтобы детей своих спасти, она сама к немцам вышла. Немцами молодой эсэсовец командовал. Он был худой да лощёный. Его сапоги всегда идеально начищены были. И он по ним тросточкой постукивал.

По его приказу всю деревню к дому Анастасии согнали. Через переводчика он объявил, что за помощь врагу Анастасия примерно наказана будет и все должны это видеть. Только немцы не расстреляли её. По приказу офицера её обратно в дом втолкнули. Окна и двери досками забили, лишь одно окно оставили, перед которым односельчане стояли. Возле окна немцы двух автоматчиков поставили. Дом бензином облили, а потом подожгли.

Люди видели, как Анастасия по дому металась, она хотела детей спасти. А когда поняла, что не сможет, она к окну подошла и перед ним встала. На руках она пятилетнюю дочь держала, а впереди неё сыновья стояли. Им в то время было девять и одиннадцать лет.

Когда дом загорелся, вся деревня заплакала, бабы в голос завыли. Только дети Анастасии не плакали. Молча стояли её сыновья, ладошки в кулачки сжаты, а взгляды смело на немцев устремлены. Дочь Пелагея мамку за шею обняла и к щеке её прижалась. Анастасия что-то сказала ей ласково.

Знали дети, что сейчас с ними произойдёт, знали и не плакали. В последний момент Анастасия платок с головы сняла. Её волосы золотистые по плечам рассыпались. Она людям улыбнулась. Может быть, мужа любимого в этот момент вспомнила, а может, солдат спасённых. И от улыбки её ещё сильней зарыдала деревня. В этот момент крыша рухнула.

 

Продолжение в следующем номере.

 

Александр Бородай, Псков.