Ксюша

 

Весна в этом году была ранней. Город утопал в зелени, и запах сирени разносился по всей округе.

Даша сидела на скамейке возле подъезда. Она закрыла глаза и блаженно подставила лицо лучам солнца. В густых кустах чирикали воробьи. Слышались приглушённые звуки машин, да ветер изредка доносил гомон детских голосов.

Весна для Даши была самым чудесным временем года. Она любила наблюдать, как всё оживает. Как тает снег, и как ручьи уносят остатки зимнего сна. Ей нравилась свежая зелень листвы, яркий свет солнца и синее, бесконечно высокое небо.

Дарье вспомнилось, как года два назад она вот также сидела у подъезда и смотрела на ручеёк, что бежал с небольшой горки перед домом. Он пробивался из-под тающего снега и, протискиваясь между льдинками, нёс с собой редкие прошлогодние листочки. Этот ручеёк был удивительно чистый. Сквозь него были видны мелкие камушки и жёлтый песок. Вода до того была прозрачной, что иногда казалось, что её просто нет. Спустившись с горки, ручеёк замедлял свой бег и тёк спокойно и ровно, издавая какой-то особенно мелодичный звук.

Вдруг Дарья заметила, что ручеёк вынес из-под снега спичку. Обыкновенную спичку, брошенную кем-то, может, год, а может, десять лет назад. Ничего в ней особенного не было. Она просто повторяла все движения ручейка, то погружаясь, то вновь выскакивая на поверхность. Может быть, в этот момент солнце в воде блеснуло как-то по-особому, может быть, в движении спички было что-то волшебное, да только после её появления настроение Даши резко изменилось.

Её спокойная радость сменилась чувством необычайного восторга. Захотелось петь и прыгать от радости. Захотелось сделать что-нибудь хорошее. А ещё захотелось крикнуть всем людям:

– Смотрите, как прекрасен мир, вдохните этот чудесный воздух, опустите руки в ручей, почувствуйте, как здорово жить!

Чувства, нахлынувшие на Дашу, были очень сильными и ещё долго бурлили в ней, вызывая слёзы радости и ощущение абсолютного счастья. «Странная эта штука – весна!» – подумала Даша.

 

Дарья открыла глаза. Она по-прежнему сидела на скамейке и прислушивалась к прилетавшим звукам. Мимо неё прошла соседка, баба Маша, живущая на первом этаже. Пробежал толстый рыжий кот. Проехала на велосипеде маленькая девочка с длинными косичками. И опять никого.

Чувство радости постепенно угасло, и Даша уже было собралась пойти домой, как вдруг увидела, что к подъезду направляется её сосед, живущий в квартире напротив. Это был Эдик. Высокий красивый парень, с чудесной кучерявой шевелюрой и здоровенными кулаками.

– Привет, Дашенька! – поздоровался Эдик.

– Здравствуй, Эдик, – ответила Даша.

Эдик показал Дарье язык, рассмеялся и забежал в подъезд.

Ещё год назад Эдик был грозой всей школы, где училась Дарья. Да что там школы – всего района. Он учился в выпускном классе. Год назад, это был двоечник и грубиян, бездельник и драчун. Он был жестокий и надменный. Человек, для которого, казалось, нет ничего святого.

О нём ещё много можно было бы сказать плохого, если бы ни одно «но». Его сестрёнка – Ксюша.

Странное дело, когда Эдик был с Ксюшей, он мгновенно менялся. В этот момент он был самым добрым и искренним, самым нежным и заботливым. Он любил свою сестричку, и это была самая настоящая любовь. В такие моменты в нём чувствовалось непреодолимое желание сделать другого человека счастливым.

Даша знала об Эдике немного. Что-то рассказали родители, что-то говорили подружки или соседи. Но из того, что она знала, картина складывалась невесёлая.

Эдик родился в благополучной семье. Отец, Дмитрий Фёдорович, – военный лётчик, мама, Зинаида Николаевна, – преподаватель в музыкальной школе. С отцом у Эдика сложились самые тёплые отношения. Дмитрий Фёдорович – человек по военному дисциплинированный и аккуратный, с сыном был добрым и строгим. Он с детства приучал Эдика к физическим упражнениям, воспитывал в нём волю к победе, прямоту и честность.

Эдик старался во всём походить на отца. Он ещё в первом классе записался на секцию бокса и к седьмому добился хороших результатов. Выиграл городские, и даже областные соревнования. Он бегал быстрее всех в школе, подтягивался на перекладине больше двадцати раз, кидал мяч дальше всех. Эдик прекрасно играл на фортепиано. Кроме всего прочего, он был отличником.

Отец часто брал его с собой в походы и путешествия. Они даже как-то раз вдвоём спускались в лодке по бурной реке. Года четыре назад в их семье родилась Ксюша. Эдик относился к ней по-доброму, но сдержанно, отца же он боготворил. Казалось, этому счастью никогда не будет конца. И вот в одно мгновение всё рухнуло.

Как-то зимой, когда Эдик учился в седьмом классе, отец пришёл домой и, со свойственной ему прямотой заявил, что он любит другую женщину и уходит к ней навсегда. Он собрал свои вещи и ушёл. Это было как гром среди ясного неба. В это так не хотелось верить. И в течение недели никто и не верил. Только потом Эдик и Зинаида Николаевна осознали, что Дмитрий Фёдорович больше никогда не вернётся. Много позже Эдик узнал, что отец, уже через два дня после ухода из семьи уехал с молодой красавицей на Дальний Восток.

Когда пришло осознание неотвратимого, всё изменилось. Зинаида как-то в одночасье потухла, ей вдруг стало всё безразлично. Казалось, она постарела лет на десять. Ничто её больше не интересовало: ни любимая работа, ни Эдик, ни дом, и даже дочка Ксюша не вызывала у неё больше никаких эмоций. Она как будто заснула, не в силах перенести свалившееся на неё несчастье.

Эдик же, напротив, в течение месяца превратился из весёлого, отзывчивого парня в агрессивного озлобленного подростка. Он бросил секцию, начал курить, в школе едва перебивался с двойки на тройку. Он стал задиристым и дрался со всеми, кто попадался ему под руку. Он как будто вымещал на других всю свою злость и обиду на отца. Нередко его боль выплёскивалась дико и страшно.

Даша однажды видела, как Эдик дрался одновременно с тремя парнями из соседнего двора. Это была настоящая бойня. Эдик никого не щадил и не хотел жалости для себя. Казалось, он не чувствует боли. Со стороны могло показаться, что боль даже доставляет ему удовольствие. Минут через десять все его противники лежали на земле, а он стоял над ними, тяжело дыша, со сжатыми, окровавленными кулаками.

Через какое-то время он сколотил подростковую банду и стал её предводителем. Домой он стал приходить подвыпившим и сразу валился спать. В городе поговаривали, что кражи магнитофонов из машин – это дело рук его банды. Вскоре Эдика поставили на учёт в детской комнате милиции. И, наверное, недалёк был тот день, когда он наконец совершил бы что-то серьёзное и сел в тюрьму, или погиб. Да, видно, его ангел хранитель – маленькая Ксюша, не давала ему сделать этот последний, роковой шаг.

Ксюше к тому времени исполнилось пять лет, а Эдик перешёл в десятый класс. Он всегда находил для неё время. Водил её в садик, гулял с ней во дворе. Он покупал ей фрукты и сладости. Научил кататься на велосипеде, который сам же и купил, неизвестно на какие деньги. Даша как-то видела, как они играли в детской песочнице. Сначала Ксюша учила Эдика делать песочные пирожки, а потом решила поиграть с ним в ладушки. Она рассказывала Эдику детскую присказку, которую, наверно, выучила в садике:

– Ладушки, ладушки, где были? У бабушки…

Эдик никак не мог запомнить эту простую считалку, и Ксюша весело хохотала, когда он ошибался.

– Какой ты у меня непутёвый братик! – сквозь смех говорила она и снова начинала объяснять, хлопая брата по ладошкам.

Наконец Эдик хватал Ксюшу в охапку, начинал тискать и рычать как волк.

– Ну всё, Ксюха, – говорил он, – сейчас я тебя съем.

Он поднимал её на руки и начинал шутливо покусывать её живот, отчего Ксюша ещё больше хохотала и визжала на весь двор. Она брыкалась и вырывалась из рук брата. А тот наконец прижимал её к себе, целовал в румяную щеку и ждал, пока сестра успокоится. Потом он сажал её к себе на плечи и нёс домой, изображая лошадку.

Все случилось прошлой весной.

Даша возвращалась из школы. В этот день у них была контрольная работа по математике. Учитель разделил класс на три части, написал на доске задание и сел за стол, зорко наблюдая, чтобы ученики не списывали. Даша свой вариант решила быстро и какое-то время смотрела в окно. Потом, ради развлечения, решила и два остальных варианта. Но так как времени оставалось ещё много, она сдала тетрадку и попросилась домой. Урок был последний, и учитель её отпустил.

Когда Даша подошла к дому, она увидела около своего подъезда машину скорой помощи. Машина перегородила дорогу, и Даша, обойдя её по бордюру, вошла в подъезд. «Наверно, бабе Маше стало плохо», – подумала Даша. Она сочувственно глянула на дверь соседки с первого этажа. Поднявшись на свой этаж, она увидела, что дверь в квартиру, где живёт Эдик, распахнута настежь. Из глубины квартиры доносился приглушённый гул встревоженных голосов и тянуло запахом лекарств. Сердечко Дарьи тревожно сжалось.

Она достала ключ от своей квартиры, собираясь зайти домой, но какое-то непреодолимое чувство потянуло её в квартиру напротив.

В прихожей никого не было. Дарья прошла дальше. Справа по коридору находилась кухня. Там на стуле сидел Эдик. Его пустой взгляд был устремлён в одну точку, лицо белое как мел, в руке зажата давно потухшая сигарета. Даша повернула налево и увидела часть комнаты, где толпились люди. В проходе, спиной к ней, стояла баба Маша – соседка с нижнего этажа.

Когда Даша подошла и заглянула в комнату, перед ней открылась жутковатая картина. На кровати, которая стояла у стены, лежала Ксюша, её глаза были закрыты, курчавые волосы разметались по подушке. Возле кровати медсестра спешно настраивала какую-то аппаратуру. Молодой доктор поторапливал её и, обращаясь к Зинаиде Николаевне, говорил с досадой:

– Что ж вы, мамаша, делаете, ну кто же так ребёнка антибиотиками пичкает, если у неё обыкновенная простуда.

Зинаида Николаевна сидела на табуретке в углу комнаты, безучастно гладя на доктора. На полу валялись коробки от каких-то лекарств.

Доктор приложил слуховую трубочку к груди Ксюши и стал прислушиваться. Вдруг он резко повернулся к медсестре и скомандовал:

– Реанимацию, быстро!

Медсестра засуетилась ещё быстрее. Она открыла небольшой чемоданчик, вытащила оттуда два круглых приспособления с ручками и передала их доктору. Резким движением воткнула вилку в розетку, прикрепила к бокам Ксюши провода на присосках и доложила:

– Готово!

Доктор потёр приспособления друг о друга, приложил их к Ксюшиной груди и дал команду:

– Разряд!

Медсестра щёлкнула тумблером на панели приборов, и Даша увидела, как выгнулось тело маленькой Ксюши. Когда тело снова опустилось на кровать, доктор и медсестра стали смотреть на приборы. На одном из них по экрану бежала прямая линия.

Даша видела в кино, как делают реанимацию, и понимала, что прямая линия обозначает то, что сердце Ксюши не удалось запустить.

– Увеличить ток, – услышала она голос доктора.

Медсестра повернула большую чёрную ручку и снова щёлкнула тумблером. Тело Ксюши снова на мгновение изогнулось и рухнуло на кровать. Линия на экране по-прежнему была прямой.

«Ничего не выходит!» – мелькнуло в голове у Даши. Всё происходящее казалось ей каким-то неправильным, несправедливым. Ей очень захотелось, чтобы у доктора всё получилось. Она мысленно стала просить:

– Ну давай, Ксюша, ну, пожалуйста!

Очередной, ещё более мощный разряд, дугой изогнул тело Ксении. Даша быстро взглянула на прибор. Нет! Линия по-прежнему была прямой. Доктор обессилено и безнадёжно опустил руки. Мгновение он стоял не шевелясь, потом произнёс в полголоса:

– Всё! Это конец!

Он медленно протянул приспособления медсестре, которая аккуратно уложила их в ящик. Доктор обошёл кровать и присел на табурет рядом с приборами.

– Сколько раз всё это видел, – проговорил он, – но, наверное, никогда не смогу привыкнуть к смерти ребёнка.

Дарья услышала, как запричитала и заплакала в голос баба Маша. Зинаида Николаевна, сидевшая на стуле, стала раскачиваться из стороны в сторону и что-то бормотать. Вдруг Дарья почувствовала, как что-то падает за её спиной. Она резко обернулась и увидела, как тело Эдика опускается на пол. Ситуация была до того напряжённой, что падение показалось ей очень медленным, она даже отметила про себя, что голова Эдика, ударившись об пол, подпрыгнула как резиновый мячик.

Доктор обернулся на звук падения и устало сказал медсестре:

– Это, кажется, её брат, помоги ему!

Медсестра схватила бутылочку с нашатырным спиртом и выскочила в коридор.

Дашу охватило чувство какой-то нереальности происходящего. К ней снова вернулось ощущение, что здесь что-то не так, что-то неправильно. Она посмотрела на бледное лицо Эдика, лежавшего на полу, потом на Ксюшу, и в ней вдруг сама по себе вспыхнула картина из прошлого.

Наделю назад Даша ехала на автобусе к своей подружке. Народу было много и ей пришлось стоять. Она не сразу обратила внимание на парня, который был рядом с ней. Одной рукой он держался за поручень, а на другой у него сидел ребёнок, судя по одежде, – девочка. Картина была обычной, если бы не та нежность, с которой парень прижимал ребёнка. Девочка обеими ручками обнимала парня за шею. Она обессилено положила свою голову ему на плечо.

В автобусе была толкотня, и парень изо всех сил старался закрыть собою ребёнка. Девочка на мгновение подняла голову, и Дарья узнала Ксюшу. Даша успела заметить на лице девочки нездоровую красноту и капельки пота, выступившие на лбу.

– Скоро мы доедем, Эдичка? – услышала она слабый голос Ксюши.

– Скоро, моя хорошая, скоро, – ласково ответил он.

Кто-то из пассажиров уступил им место, и Эдик устало опустился на сидение. Ксюша всё также обнимала брата за шею, только теперь она опустила свою головку ему на грудь и закрыла глаза. Эдик прижал её к себе и нежно гладил рукой её худенькую спинку. Он прижался щекой к её кудрявой головке и тихо нашёптывал:

– Всё будет хорошо, Ксюшенька, доктор тебе обязательно поможет.

– Мне не будет больно? – жалобно спросила Ксюша, поднимая голову.

– Нет, солнышко, – уверенно улыбаясь, ответил Эдик, – я никому не позволю сделать тебе больно. Братик у тебя самый сильный, он тебя от всех защитит.

С этими словами он ещё крепче прижал ребёнка к себе.

– Я люблю тебя больше всех, Эдичка, – чуть слышно прошептала Ксюша, она даже смогла улыбнуться.

– И я тебя, сестричка! – ответил Эдик.

И было в его словах столько любви и нежности, столько искреннего желания помочь Ксюше, что у Даши даже слёзы навернулись. Никого в этот момент для них не существовало. Не было ни людей в автобусе, ни ругающейся билетёрши, ни глупой песни, доносившейся из динамиков. Были только он и она, и их искренняя и чистая любовь, заполнившая всё пространство перед ними.

Сейчас, стоя возле Ксюшиной комнаты, на Дашу обрушились знакомые чувства. Её охватила какая-то бесконечная жалость, которая перемешивалось с самой искренней нежностью и самой чистой любовью. Только в этот раз чувства было намного сильнее.

Медсестра закончила помогать Эдику и вернулась в комнату. Она набросила на тело Ксюши белую простыню и стала собирать медицинские инструменты.

Наверно, это последнее движение довело чувства Даши до максимума. Её просто захлестнула эта бескрайняя волна жалости. Чувства метались в ней, не находя выхода, и ей казалось, что такого напора не выдержит её детская душа.

Вдруг всё изменилось и стало каким-то другим. Неожиданно, даже для себя, она отодвинула бабу Машу и вошла в комнату. Поначалу на неё никто не обратил внимания, но через секунду все взоры были обращены к ней. Чувства по-прежнему бушевали в Даше. Она оглядела комнату и вдруг решительно заявила:

– Выйдите все отсюда!

Её тон был настолько властный и уверенный, что все замерли. Даша смотрела на доктора в упор.

– Выйдите все! – повторила она, и на этот раз голос её звучал совсем не по-детски.

Даша подошла к доктору и решительно вытолкала его в коридор, потом она сверкнула глазами на медсестру, и та выскочила в коридор сама. Даша подошла к Зинаиде Николаевне, помогла ей подняться, вывела в коридор и закрыла за ней дверь.

Даша приблизилась к кровати, на которой лежала Ксюша. Она резким движением сдёрнула простыню и, постояв мгновение, присела на стул возле кровати. Она смотрела на худенькое детское тело.

Ксюша лежала совершенно неподвижно. Её тонкие ручки были разбросаны по кровати, маленькие ладошки сжаты в кулачки. Голова лежала прямо на подушке, и кудрявые волосы, ниспадая на лоб, придавали ей вид спящего человека. Сквозь прозрачную кожу проступали ребра, а из-под одеяла сиротливо выглядывали цветные детские трусики. Даша внимательно всмотрелась в черты детского лица. На нём застыла какая-то великая решимость и тихая детская грусть.

Дарья опять перевела взгляд на руки. Почему-то именно они вызвали в ней такую бесконечную жалость и чувство несправедливости. «Именно эти ручки обнимали брата за шею, – подумала Даша, – неужели этого больше никогда не случится?».

Вдруг она почувствовала, что готова отдать всё, что угодно, чтобы снова увидеть ту сцену, которая произошла в автобусе. Она готова умереть прямо здесь и сейчас за то, чтобы всё повторилось. Она готова сделать это без всякого страха, с абсолютной радостью и любовью. Дарья протянула руку к голове Ксюши и, вдруг неожиданно для себя, из самой глубины своего сердца произнесла:

– Я согласна, Господи!

…

Ей показалось, что на мгновение она потеряла сознание. Что было дальше – она совершенно не помнила. В памяти осталось только чувство вселенской любви, в последний момент затопившей её до краев.

Даша пришла в себя только на лестнице. Голова кружилась, на душе была абсолютная пустота. Сзади доносились чьи-то удивлённые и радостные возгласы, но ей было всё равно. Она, пошатываясь, подошла к своей двери и, с трудом попадая ключом в замочную скважину, открыла дверь.

Дома никого не было. Выронив портфель из рук, она доплелась до кровати, упала на неё, не раздеваясь, и мгновенно уснула.

 

Окончание в следующем номере.

 

Александр Бородай, Псков.